Друг дружку грея, плотно и в обнимку,
В сплетении доверчивых сердец,
Как будто на рождественской картинке,
Как будто хоть сегодня под венец.

Ни тайн не зная, мудростей, открытий,
Мы просто чувство наше берегли.
Без рыбки золотой и при корыте
Хватало и богатства и земли.

И каждым утром, рядом просыпаясь,
Благодарили милости небес.
А день встречал приветно улыбаясь
Набором незатейливых чудес.

Ромашки, клевер, пчёлы, травы.
Июльских безобразий рой.
Ольшаник слева, ельник справа,
А тучка скрылась за горой.

И солнца бездна прямо в лица,
Приветом жарким чувств надрыв,
И дочка крошка к папе мчится,
Ладони-крылышки раскрыв.

Мгновенья те, застыв на фото,
В невозвратимости своей,
Опять стараются с охотой
Вернуть, хоть память прежних дней.

Да, были, были Свистовичи,
Преображенский рай в глуши.
Без памяти богатый – нищий,
И нет без памяти души.

На берегу среди камней
Лежала маленькая птичка.
Сердечко трепетало в ней
Уже скорее по привычке.

А стайка бойкая подруг
Все реже, реже пролетала.
Прощальный совершая круг,
Спускалась ниже. Щебетала

Ну, как же так случилось, вдруг?
А в жалкой, крохотной душе
Надежды не было уже.
А ветки, гнездышко и луг
Остались там, остались те же.
Но, как-то вспоминались реже.
И потемнело все вокруг…
И был ли в этом смысл случайный

Никто, конечно, не узнал,
Когда мальчишки взгляд нечайный
На птичку бедную упал.
Он взял ее в свои ладони.
Своим теплом ее согрел.
От доброты весь мир бездонный
Очнулся вновь и просветлел.

Усеяли травинки
Блестящие росинки.
То звёзд ночных слезинки…
Куда ни глянешь глазом,

Сверкают паутинки,
Как россыпи алмазов
Чистейшей красоты.
Их не собрать в корзинки,

Как не сберечь мечты.
Восток зарёй проснётся
И золотое солнце
Росинок тех коснется…

И прелесть их растает
В бездонной высоте…
Росинки будут снова,
Но жалко, что не те…

В том парке вековом кричали жутко совы.
Им вторил скрип ветвей, визгливый ветра вой.
Мне было все равно. Я жаждал встречи новой.
Ещё глоток любви, разделенный с тобой.

Свалиться в бездну глаз, держа ладонь в ладони.
Молчать и говорить о всем и ни о чём,
Благодаря судьбу и этот мир сторонний,
Что нас благословил божественным лучом.

В том парке вековом другие пары бродят.
И изменился пруд, на тропках тех бурьян…
А мы остались те ж. Не изменились, вроде,
И сумасшедший мир опять любовью пьян.

Былинный край. Лесная глухомань.
Сирени заросли на низенькой гряде.
Здесь матери моей младенческая рань
Прошла в труде и тягостной нужде.

Здесь первый раз и мой раздался крик,
Когда незваный я увидел свет.
И вот теперь уже на склоне лет
Он наяву передо мной возник.

Не верится, что мой несвязный лепет
Звучал средь этой чуткой тишины
Где слышен даже листьев лёгкий трепет
И шорох шишек вековой сосны.

От встречи невесёлой ноет грудь.
Спешу подробней, лучше приглядеться,
Хоть что-нибудь из памяти вернуть,
Что бабушка рассказывала в детстве.

Три валуна, песчаник, вереск, мох,
Ольховая низина полукругом…
Да на прощанье вырвавшийся вздох,
Когда ещё мы встретимся друг с другом?

И как аккорд последний…журавли.
Они кричали, плакали и пели.
Над самым краешком родной земли,
Как души предков, грустно пролетели.

Какая малость – пятьдесят!
Какая жалость, что не сорок.
(А сорок было, как сейчас).
С годами всё милей и дорог
И каждый миг, и каждый час.

Пусть нашу седину простят,
Кого мы любим, кто нас любит.
Всё лучшее, конечно, будет,
Какая малость – пятьдесят!

Нам говорят: года – богатство.
Неоспорима эта весть.
На свете есть мужское братство,
Любовь и верность тоже есть!

Пусть дел незавершённых тыща
И тьма непройденных путей.
Мы знаем – верный путь отыщешь
К Звезде единственной своей.

Взгляните вниз, забравшись на гряду.
На озеро, макушки рощи.
Заботы на мгновенье отойдут
И жизнь сама становится попроще.

Уменьшится в размере тьма проблем.
Простор вдохнувши – к небесам поближе.
И хочется прощенья всем!
И просишь, Господи, меня прости же!..

Когда с трудом забравшись на гряду,
Посмотришь вниз – поля, макушки рощи…
Скользя по мокрой глине на ходу,
Спускаться, к сожалению, не проще.

В мусоре за печкой,
В тёпленьком местечке
Поселился добрый домовой.
Маленький, косматый,
Чуточку горбатый
И с седой пушистой бородой.

В рубашонке тесненькой,
Распевал он песенки
На своём волшебном языке.
И сверкая пятками,
Бегал за мышатками
И сучки считал на потолке.

Но однажды вечером,
Просто так, от нечего,
Домовёнок наш заголосил.
Больше в одиночестве
Жить ему не хочется,
О подружке милой загрустил.

На соседней улице
С ножкой, как у курицы,
Юная кикимора жила.
Так вот получилось,
И она влюбилась,
К домовенку нашему пришла.

Тишина за печкой.
В тёпленьком местечке
Лишь сверчок колдует за стеной.
И теперь кикимора
С домовым-задирою
Дружненько воркуют под луной.

Отчего мои игрушки
Захотели в магазин?
А у Мишки на макушке
Прилепился пластилин?

Я вчера их не убрала,
Заигралась и устала.
Куклу бросила в углу,
Слон остался на полу,

Кубиков большая груда,
И разбросана посуда,
И одежек целый воз,
И свалился паровоз,

И разбросаны матрешки,
Зайке не пришили ножки,
Книжки рвутся в трех местах.
Мама ахнула – «Ах, ах,

Собирай скорей корзину,
Я верну все магазину.
Много есть детей хороших,
На неряху не похожих.

Все разложат по местам,
Я игрушки им отдам».
Мама, мамочка, прости!
Я успела подрасти.

Хочешь, с полок пыль сотру,
А игрушки приберу.
Магазин уже закрыт,
За окном луна горит.

Продавцы по вечерам
Переходят в пап и мам.
Быть неряхой надоело –
Тряпку в руки — и за дело!